Назовёшь имя этой реки – Керженец –
и оно откликнется в памяти очень
многих людей. Даже тех, кто
никогда не видел эту реку.
По масштабам России Керженец скромен. Пароходы по нему никогда не ходили, длина его не больше трёхсот километров, на берегах – ни одного города. Таких рек много. Но многие ли скажут, где именно текут, например, Нёмда, Пёза, Обва, Нея?.. А Керженец – другое дело: это север Нижегородской области, заволжские леса.
Древние пески, тёмные омута, ели и сосны смотрятся в коричневую лесную воду, из неё торчат у берега чёрные стволы поломанных деревьев. Ещё – маленькие деревни, дома с резными наличниками поднимаются над высокими травами. А травы эти – над прежней, загадочной, закрытой для посторонних глаз жизнью, которая была в этих местах.
Старообрядцы – те, кто не приняли три с половиной века назад церковную реформу, уходили на Керженец. И старались из поколения в поколение хранить свои реликвии, свои представления о мире, свои обычаи. Даже когда покидали этот край, уносили с собой его имя: их звали кержаками. И это они сложили и сберегли великую легенду о граде Китеже.
Керженец – это мир любимых в народе романов Павла Мельникова «В лесах» и «На горах». Это очерки внимательно всматривавшегося в «пустынные места» Владимира Короленко. Это демоническое кружение знаменитой «Сечи при Керженце» Николая Римского-Корсакова…
Но оказывается, у этих мест есть и другая память. Лежит она глубже. Это память о далёком марийском прошлом, которое завершилось в середине прошлого тысячелетия.
Несколько лет назад ушёл из жизни керженский краевед Арсений Майоров. После него остались рукописи, правда, уже совершенно по-современному – набранные на компьютере.
Родился Майоров весной 1942 года в старообрядческой деревне Хомутово рядом с Керженцем. Плавал на волжском сухогрузе. Потом перебрался в районный центр Семёнов, где сперва работал на заводе, потом, выучившись, стал главным инженером лесхоза. И всю жизнь искал ответ на важные вопросы – кто его далёкие предки, что было раньше в его родных местах?
Книги отвечали: во второй половине XVII века сюда пришли старообрядцы. Более старых документальных упоминаний об этом крае нет.
Хорошо. Но что было ещё раньше? Арсений Майоров допытывался у стариков.
Перелистаем записи, сделанные Арсением Ивановичем.
«Вот что поведал мне мой однофамилец, уроженец деревни Мериново, проживший сорок лет в Семёнове, а потом вернувшийся на малую родину, Валентин Фёдорович Майоров.
Говорят, в далёкие времена жила на берегу Керженца меря. На высоком правом берегу между современными деревнями Мериново и Взвоз, поселился один из родов. Места здесь привольные. В лесах много дичи, в реке рыбы. Жили люди, радовались солнцу, прославляли природу да богов своих, приносили им молитвы свои да жертвы от трудов своих. Со временем людей здесь стало так много, что в округе это поселение даже стали называть городом Мери.
Однако всему приходит конец. Пришёл конец и их счастливой, мирной жизни. Кочевники в одночасье уничтожили всё, что создавалось годами, а может быть, и веками. Дома унёс огонь, людей кого в полон забрали, кого мечами кривыми порубили, а многие пали в битве неравной. Печальная картина открылась тем, кто возвратился с охоты из окрестных лесов. Прежде всего, собрали убитых родичей, уложили их на капище. Поднялись люди вверх по Керженцу до излучины реки, где теперь деревня Мериново, и основали там новое поселение. А название осталось – Меря, только, раз уж построились на новом месте, получилось Меря-ново.
На мой вопрос, а где же был город Меря, Валентин Фёдорович ответил конкретно:
– Там, где теперь мериновское кладбище. Так говорил мой дед, а деду его дед. Так передавалось из поколения в поколение.
Говорил мне о стародавнем городе мери и семёновский краевед Карп Васильевич Ефимов. Он рассказывал, что ещё в детстве, когда он бывал в гостях с отцом у местного лесника, тот называл кладбище «городинкой»… Вот, оказывается, сколько событий скрывается за названием деревни Мериново, вовсе даже не лошадиным».
Что добавить к этой записи? Явные следы пребывания мери в соседнем Воскресенском районе, в полусотне километров от Керженца к востоку, несколько лет назад обнаружила во время раскопок археолог доктор исторических наук Татьяна Никитина. И меря соседствовала там в начале второго тысячелетия с марийцами.
Предание о том, что совсем рядом с мерей на Керженце тоже жили марийцы, записал и Арсений Майоров. Услышал он его в небольшой деревне Великуша. О ней известно, что её жители несколько веков назад выехали на новое место из самого большого села на Керженце – Хахал. Впрочем, не Хахалы это были раньше, судя по всему. Да и Великуша – тоже имела другое имя.
«Давным-давно на высоком левом берегу Керженца было селение Агулмари. Это название значило, по-нашему, по-русски, «марийская деревня». Жители занимались охотой, ловили керженскую рыбу, держали скот. Житье было вольное и счастливое. Недалеко от деревни шумела листвой священная роща». Так начинается эта история.
В один из весенних дней, только Керженец в берега вошёл, появились двое чужих – немарийцев. Одеты они были в чёрные одежды, свисающие до пят, на груди висели металлические блестящие кресты на цепях. Один из них был толмач, переводчик, по-нашему. Руками своими они постоянно странно махали. Толмач объяснял, что они так молятся Богу своему. Собрались марийцы посмотреть на пришлых людей. Чужакам только этого и надо было. Главный из них, у которого одежда побогаче была, речь завёл, что, мол, вы, марийцы, Бога истинного не знаете, поклоняетесь деревьям бездушным, реке да камням. Сначала все слушали со вниманием, потом с улыбкой, затем смеяться начали – «хахать». Смешило их то, что Бога своего пришлые называли Иисус. А по-марийски «ийсюс» – это сосулька».
Чужаки были монахами Макарьевского Желтоводского монастыря, который стоял уже в те годы в устье Керженца. Вернувшись, они пожаловались игумену, что не удалось им обратить в свою веру марийцев в селе на берегу Керженца».
«Это хахалы какие-то. Им говоришь о муках адовых, о рае небесном, а они – ха-ха да ха-ха».
Через пару недель игумен снова отправил в марийское село монахов-миссионеров. Они поселились в шалаше недалеко от Агулмари, на излучине Керженца. Вели себя тихо. Марийцы не стали их прогонять: зла от них не было. Приходили к шалашу любопытные. Чужаки всех привечали, говорили ласково. Рассказывали, что на Руси уже несколько веков вера православная. Она истинная и сильная, помогает жить. Старцы марийские говорили своим соплеменникам:
– Не слушайте речей чужаков: на языке у них мёд, а под языком яд. Нужно быть в той вере и соблюдать те обычаи, как жили наши предки.
Но поселяли чужаки в деревне сомнения. Там уже больше не «хахали» над русской верой. Монахи склонили на свою сторону большинство жителей. Лишь две семьи оставались непреклонными. В разгар лета сгорела священная роща, а потом именно у тех, кто не хотели расставаться с верой предков, начался падёж скота. Монахи говорили, что это наказывает их Бог за неприятие истинной веры. Однако старцы подозревали: это не дело ли рук чужаков? Но как скажешь, если не видел?
В августе в деревне было устроено крещение марийцев. Приехал на лодке с низовьев Керженца, из монастыря, сам игумен. После молебна во здравие новокрещённых он обратился к пастве с речью:
– Вы оставили веру языческую, богопротивную. Но помните, как вы хахали над посланцами моими, проповедниками веры Христовой! А посему деревня ваша будет названа теперь Хахалы.
После этого игумен, усевшись поудобнее в лодку, отчалил вниз по Керженцу в свою обитель, осенив крестным знамением оставшихся на берегу.
Две семьи марийцев так и остались верны традициям предков. Над ними посмеивались новоиспечённые христиане:
– У вас что, рук нет, перекреститься не можете?
И закрепилось за ними прозвище – Безрукие. А потом перешло в фамилию.
Об этом Арсению Майорову говорили в деревне Великуше сами Безруковы. Так много лет назад объяснил внуку и правнуку происхождение своей фамилии старожил Филипп Данилович Безруков. Родился он в 1851 году в Великуше. Прожил сто три года. Когда ему было сто два, ходил за ягодами в дальние луга. До самой смерти глаз его был зорок, ум крепок. Не признавал никакой обувки, кроме лаптей, которые плёл сам. Филипп Данилович гордился своей фамилией и тем, что он потомок марийцев, которые остались тверды в своей вере. Хоть и не говорил он по-марийски, но помнил: деревня его раньше называлась Кукмары. А переводили это слово старики: «два марийца» – две марийские семьи переселились когда-то из старой деревни, не желая расставаться с верой предков. Конечно, в литературном языке первая часть слова звучать должна иначе – «кок». Но не будем забывать: гласные в диалектах могут выглядеть по-разному. «О» нередко может быть похожим на «у». Вот, например, в окрестностях Мурома, неподалёку от которых в середине первого тысячелетия жили предки марийцев – люди городецкой культуры, это именно так. И вы услышите там до сих пор вместо «огурцов» – «угурцы».
И ещё одно старинное предание напоминает на Керженце о марийском прошлом. Его Арсений Майоров записал от уроженца села Быдреевка Афанасия Илларионовича Кольцова. Там оно передавалось из поколения в поколение.
Быдреевка – место приметное. Где шоссе Нижний Новгород – Киров пересекает Керженец, слева у моста стоит красивый каменный храм, а вправо уходит улица. Церковь была построена в начале XIX века на месте более старой деревянной. А она – на месте древнего скита, в котором жили монахи Макарьевского Желтоводского монастыря.
Скит этот возник неслучайно. Макарий – один из самых почитаемых святых в Лесном Заволжье. Он прожил 90 лет, был в XV веке основателем монастыря в устье Керженца. И, говорят, был здесь.
Поплыл Макарий однажды вверх по Керженцу и оказался в этом месте. А тут была деревня марийцев. «И вот ведь сила Божия какова: говорил Макарий с ними по-русски, но они его понимали. Они тоже говорили по-своему, а Макарий их понимал. Восхитился старец красотой здешних мест, лесами раздольными да лугами привольными. Но сперва жители встретили его неприветливо. Стояло в деревне тогда всего несколько домишек. Старшим в селе был мариец по имени Быдрей. Однако, когда Макарий Святым Духом проник в сердца здешних язычников, рассказал им о вере Христовой, приняли те и его самого и новую веру с радостью. Сказывают, что святой Макарий даже уху с ними откушал, ведь рыбы-то всякой тогда в Керженце было видимо-невидимо, хоть ведром черпай. На том месте, где они ухой потчевались, и была воздвигнута церковь каменная».
Древние предания не дались бы в руки постороннему человеку – приезжему исследователю. Чужих в старообрядческих деревнях по Керженцу до сих пор не привечают и о важных вещах с ними не разговаривают. Но Арсений Майоров был для стариков своим. А ещё он был старательным человеком, который стремился записать самое важное из того, что услышал. Вот такое везение, а иначе как бы в руки к нам попали эти рассказы.
Остаётся добавить: в 2020 году рукопись Арсения Майорова станет книгой. Его земляки позаботились о том, чтобы над ней начали работать в одном из нижегородских издательств.
Николай МОРОХИН
Нижегородская область
Обсуждение закрыто.